Что значит — жизнь и что за слово — смерть,
кто в мире мы, я спрашивал у Бога,—
и вот Господь мне повелел воспеть
летучий тополь — жертвенник Ван Гога.
Давно ль мы все из чувственной шерсти
и шумно дышим сумраком и бездной,
и лишь во снах дано нам дорасти
до невозможной нежности древесной.
Как ни замерзни, как ни запылись,
есть тополей нежгущееся пламя,
есть глубь и тишь, взмывающие ввысь,
соборы сна, светильники с ветвями.
Мы приникаем к звездам и кустам
за тем одним, чем душу б излечили,
но шерсть и кровь, приставшие к устам,
нам не изжить в земной своей личине.
Своим жестоким вымыслам молясь,
мы служим лжи, корыстны и ретивы.
Лишь тополя под окнами у нас
зовут куда-то как ориентиры.
Молчать бы мне в неведенье святом,
сказал «зовут», но всякий зов обманчив,
и высшей правды не было ни в том,
кто на кресте, ни в том, кто из Ламанчи.
Сказал «зовут», но свету где найтись?
И коль зовут — не вдаль, но в глубину лишь,
зовут, чтоб мы, как некогда Нарцисс,
в свою — сквозь плоть — божественность вглянулись.
Мы с детских лет похожи на волчат,
в нас доброта мгновенна и случайна,
нам свойствен шум, а тополя молчат,
полным-полны значенья и звучанья.
|
И многорукость прочного ствола
с индийским богом схожа, и нежны в нас
листочком каждым, солнышку хвала,
их немота, надежность и недвижность.
Здесь, на земле, от ликов нет лекарств.
Делами злы и разумом убоги,
мы и молчим о судьбах государств,
а тополя — о Вечности и Боге.
Душа моя! На то и жизнь дана,
чтоб нам молить о нежности древесной.
Пока есть в мире тополь и луна,
все, что в нем есть, душа моя, приветствуй.
Приветствуй все и все благодари,
а зло и боль останутся поодаль,
пока есть в небе крохотка зари,
и есть трава, и есть луна и тополь.
Как род людской криклив и неуклюж —
и как стройны сошественники рая,
неправоту героев и кликуш
своим покоем кротко укоряя.
И пламень их не жарок, не багрян,
а свеж и зелен. Храмами во мраке
они полны звучанья, как орган,
и тайны тайн, как чистый лист бумаги.
В тебе и мне, в Нарциссе и Христе —
одна душа, и больше в тополях нас,
чем в нас самих. Ослепли в суете.
Найдись ручей — я сам в него шарахнусь.
Алчба и страх снедают нашу плоть,
а тополя добры и неподвижны.
Галдят пророки — но молчит Господь,
и — внутрь себя — тиха улыбка Вишны.
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
|
