Булгаков, Сергей Николаевич

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Михаил Нестеров Философы (Флоренский и Булгаков) 1917

Сергей Николаевич Булгаков — (16 июля 1871, Орловская губерния — 1944, Париж), экономист, философ, теолог, священник.

Родился в небольшом городке Ливны Орловской губернии в семье сельского священника. Учился в духовном училище и в Орловской духовной семинарии (до 1888), затем в Елецкой классической гимназии.

Содержание

1 Марксизм
2 Возврат к идеализму
3 Собственное философское учение
4 Православный институт богословия в Париже
5 РСХД
6 Последние годы
7 Критический обзор
8 Сочинения
9 Ссылки

[править] Марксизм

1890 — Булгаков увлекается марксизмом, общается с К. Каутским, А. Бебелем, В. Адлером, состоит в переписке с Г. Плехановым.

1894 — закончил юридический факультет Московского университета. Выдержав магистерский экзамен, Булгаков стал преподавателем политической экономии в Московском техническом училище.

1901 — в начале года защитил в Московском университете диссертацию на степень магистра и поступил на службу ординарным профессором Киевского политехнического института по кафедре политической экономии. В ту пору популярность Булгакова в широких кругах русской интеллигенции создалась главным образом его публичными лекциями, соединявшими блестящие художественные качества с идейностью содержания и задушевностью тона.

[править] Возврат к идеализму

В этот момент Булгаков едва ли не самый яркий и самый боевой представитель в России критико-идеалистического философского движения. Большинство сторонников последнего становятся под знамя духовного паломничества к Канту. Коренная реформа, произведённая родоначальником критической философии в теории познания, представляется и Булгакову центральным событием истории европейской духовной культуры. Сознательная «кантология» является, по его убеждению, незаменимой подготовительной школой для критического пересмотра познавательных средств и категорий, составляющих догматическое достояние эмпирической науки. Критическая работа Булгакова над некоторыми традиционными предпосылками и приёмами позитивизма является тем более ценной, что при первых шагах своих на научном поприще он был убеждённым сторонником механического мировоззрения.

Булгаков прошёл длинный путь «от марксизма к идеализму» и с большою искренностью воспроизвёл перед читателями и слушателями все моменты своих философских исканий. В обширной своей диссертации: «Капитализм и земледелие» он задался целью показать на истории аграрной эволюции всеобщую приложимость марксовского закона концентрации производства, но, не насилуя своих убеждений, пришёл к выводам прямо противоположным. Экономическая схема Маркса оказалась не соответствующей исторической действительности, а связанная с нею позитивная теория общественного прогресса — не способной питать неискоренимую веру человека в историческое оправдание добра. После безуспешных попыток использовать в интересах марксизма гносеологические заветы Канта, Булгаков остановился на мысли, что прочное обоснование руководящих начал личной и общественной жизни возможно только путём выработки безусловных мерил в вопросах блага, истины и красоты. Позитивная наука своей теорией прогресса хочет поглотить и метафизику, и религиозную веру, но, оставляя нас относительно будущих судеб человечества в полной неизвестности, даёт нам лишь догматическое богословие атеизма. Миропонимание механическое, всё подчиняя фатальной необходимости, в конечной инстанции оказывается покоящимся на вере. Марксизм, как самая яркая разновидность религии прогресса, воодушевлял своих сторонников верой в близкий и закономерный приход обновлённого общественного строя; он был силён не научными, а утопическими своими элементами и Булгаков пришёл к убеждению, что прогресс является не эмпирическим законом исторического развития, а задачей нравственной, абсолютным религиозным долженствованием. Социальная борьба представляется ему не столкновением лишь враждебных классовых интересов, а осуществлением и развитием нравственной идеи. Бытие не может обосновать долженствования; идеал не может вытекать из действительности. Учение о классовом эгоизме и классовой солидарности запечатлено, по убеждению Булгакова, характером поверхностного гедонизма. С нравственной точки зрения борющиеся из-за житейских благ партии вполне равноценны, поскольку ими руководит не религиозный энтузиазм, не искание безусловного и непреходящего смысла жизни, а обыденное себялюбие. Эвдаймонистический идеал прогресса, в качестве масштаба при оценке исторического развития, приводит, по мнению Булгакова, к противонравственным выводам, к признанию страдающих поколений лишь мостом к грядущему блаженству потомков.

Приблизительно с 1900 проблема религиозно-философского обоснования общечеловеческого прогресса становится для Булгакова центральной проблемой мировоззрения, как бы равнодействующей его неустанных критико-идеалистических усилий. Современная философская система обязана, по его убеждению, усвоить и переработать все конечные выводы современной положительной науки, выяснить свою связь с реальными задачами времени и установить к ним определённое принципиальное отношение, начертав, таким образом, и общую программу практической политики. Наибольшим сочувствием Булгакова пользуется тот тип философского идеализма, который приводит нравственную проблему в органическую связь с коренными вопросами метафизики. Поэтому философия Владимира Соловьёва, делающая жизненное начало христианства организующим принципом общественного творчества, представляется Булгакову последним словом мировой философской мысли, её высшим синтезом. Отдельные этапы философского развития Булгакова находят себе ясное отражение в тех десяти статьях его, из которых был составлен сборник: «От марксизма к идеализму» (СПб., 1904). К области политической экономии в тесном смысле относятся главным образом следующие его работы:

"О рынках при капиталистическом производстве (1896);
«Что такое трудовая ценность» («Сборник правоведения и общественных знаний», т. VI);
«Классическая школа и историческое направление в политической экономии» («Новое Слово», окт., 1897);
«К вопросу об эволюции земледелия» («Начало», I—III, 1899);
«Ралохойнский эксперимент» («Мир Божий», 1900, февраль).

Основное воззрение политической экономии начала XX века, по которому рост материальных потребностей является коренным принципом нормального экономического развития, встречает со стороны Булгакова суровое осуждение. Он признаёт экономический прогресс необходимым условием духовного преуспеяния, но предостерегает от наклонности заменять прогресс общечеловеческий и общекультурный одним лишь прогрессом экономическим. Нравственный материализм и духовная буржуазность, погубившие некогда римскую цивилизацию, составляют, в его глазах, болезнь современного европейского общества. Неспособность удовлетвориться нарастанием внешних материальных благ и примириться с укоренившимися формами общественной неправды, стремление к общечеловеческим идеалам, ненасытную потребность сознательной и действенной религиозной веры Булгаков признаёт самыми характерными и самыми счастливыми особенностями русского духа. Это всё крепнущее убеждение его раскрывается во всех его публичных лекциях и в последней статье: «Карлейль и Толстой» («Новый Путь», декабрь, 1904). Являясь по своим философским убеждениям прямым учеником Владимира Соловьёва, Булгаков, однако, относится критически к его церковно-политической и экономической программе.

1904 — член Совета «Союза освобождения».

1906 — профессор Московского коммерческого института (по 1918 год). В этом же году был избран депутатом II Государственной Думы (как беспартийный «христианский социалист»).

Последующие годы период наибольшей общественной, и публицистической, активности философа. Он участвует во множестве начинаний, знаменующих собой религиозно-философского возрождение в журнале «Новый путь» и «Вопросы жизни», сборнике «Вопросы религии», «О Владимире Соловьёве», «О религии Льва Толстого», «Вехи», в работе «Религия философского общества памяти Владимира Соловьёва» и книгоиздательства «Путь», где в 1911—17 гг. выходили в свет важнейшие произведения русской религиозной мысли. В творчестве его в этот период совершается переход от лекций и статей на темы религии и культуры (важнейшие из них были им собраны в двухтомник «Два града», 1911) к оригинальным философским разработкам.

[править] Собственное философское учение

В монографиях «Философия хозяйства» (1912) и главным образом «Свет Невечерний» (1917) он намечает основы собственного учения, идущего в русле софиологии Владимира Соловьёва и Флоренского, однако вобравшего и заметное влияние позднего Шеллинга, а также ряд собственных идей, питаемых интуициями православной религиозности. Процесс постепенного возврата к церковно-православному миросозерцанию завершается уже в революционные годы принятием священства (1918). С этим завершением Булгаков сразу же начинает играть видную роль также и в церковных кругах, активно участвуя в работе Всероссйского Поместного Собора Православной Церкви (1917-18) и близко сотрудничая с патриархом Тихоном. Восприняв безусловно отрицательно Октябрьский переворот, отец Сергий быстро откликнулся на него диалогами «На пиру богов», написанными в стиле и духе «Трёх разговоров» Владимира Соловьёва; диалоги вошли в коллективном сборнике «Из глубины» (1918; 2-е изд. М., 1991). В годы гражданской войны отец Сергий находился в Крыму и, будучи оторван как от иерейского служения, так и от общественно-публицистической деятельности, интенсивно работал в философии. В написанных тогда сочинениях «Философия имени» (1920, изд. 1953) и «Трагедия философии» (1920, изд. в нём. пер. 1928) он подверг пересмотру свой взгляд на соотношение философии и догматики христианства, придя к выводу о том, что христианское умозрение способно выразиться без искажений исключительно в форме догматического богословия. Последнее и стало с тех пор основной сферою его творчества.

[править] Православный институт богословия в Париже

В 1922 г. отец Сергий был включён в составленные ГПУ по инициативе В. И. Ленина списки деятелей науки и культуры, подлежащих высылке за рубеж. 30 декабря 1922 г. он отправляется из Крыма в изгнание и после недолгого пребывания в Константинополе в мае 1923 г. занимает должность профессора церковного права и богословия на юридическом факультете Русского Научного Института в Праге. Вскоре при его ближайшем участии возникает и успешно осуществляется проект создания в Париже Православного Богословского Института. С его открытия в 1925 г. и до своей кончины отец Сергий был его бессменным главой, а также профессором кафедры догмата богословия. Под его руководством Сергиевское Подворье, как стали называть комплекс институтских строений с храмом во имя преподобного Сергия Радонежского, выросло в крупнейший центр православной духовности и богословской науки в зарубежье. Пастырская, профессорская и руководящая работа в Институте — ядро всей деятельности отца Сергия в последнее двадцатилетие его жизни.

[править] РСХД

Эта деятельность была чрезвычайно многогранна. Помимо дел, связанных с Институтом, и помимо богословского творчества, отец Сергий уделял большое внимание ещё по меньшей мере двум сферам: дух. руководству русской молодёжью и участию в экуменическом движении. Центральным руслом религиозной активности русской молодёжи за рубежом стало Русское Студенческое Христианское Движение. Отец Сергий был одним из главных его отцов-основателей. Он участвовал в его зарождении, в первых съездах РСХД в Пшерове (Чехословакия) и Аржероне (Франция) и продолжал постоянно его курировать, оставаясь для членов Движения незаменимым наставником и авторитетом. В работу экуменич. движения о. Сергий включился в 1927 г. на Всемирной христианской конференции «Вера и церковное устройство» в Лозанне. До конца 30-х гг. он принял участие во многих экуменических начинаниях, став одним из влиятельных деятелей и идеологов движения; в 1934 г. он совершил большую поездку по США. Наиболее перспективным направлением в экуменической сфере оказалось сотрудничество с англиканской церковью. Объективные возможности для сближения между православием и англиканством указывались и «были признаны со времён Хомякова; трудами отца Сергия и его сподвижников (отца Георгия Флоровcкoгo, Н. М. Зернова, Г. П. Федотова и других) они начали воплощаться в жизнь. В конце 1927 начале 1928 г. проходит англо-русский религиозный съезд, результатом которого стало учреждение двухстороннего Содружества святого Албания (древнеанглийский святой мученик) и преподобного Сергия Радонежского. Это Содружество продолжает свою деятельность поныне.

[править] Последние годы

В 1939 г. у отца Сергия был обнаружен рак горла. Он перенёс опасные операции, побывал на пороге смерти и в значительной степени утратил способность речи. Начавшаяся Вторая мировая война ограничила ещё более сферу его трудов. Однако до последних дней жизни, в тяжёлых условиях оккупированного Парижа, он не прекращал служить литургию и читать лекции (что стоило ему огромных усилий), а также работать над новыми сочинениями. Его творчество обладает редкой цельностью: всем его главным темам он сумел подвести итог и дать отчётливое завершение. Как и в каноне Священного Писания, свою последнюю книгу он закончил совсем незадолго до смерти „Апокалипсис Иоанна“.

[править] Критический обзор

Творчество отца Сергия начиналось с публицистики, статей на экономические, культурно-общественные, и религиозно-филоские темы. Помимо начального этапа, публицистика выходила на первый план в критические моменты жизни России: революция 1905-07 гг., начало первой мировой войны, 1917 г. Целый ряд существенных тем булгаковской мысли остался развит почти исключительно в данной форме: религия и культура, христианство, политика и социализм, задачи общественности, путь русской интеллигенции, проблемы церковной жизни, проблемы искусства… Булгаков не просто участник знаменитых „Вех“ (1909, статья „Героизм и подвижничество“), но и один из главных выразителей „веховства“ как идейного движения, призвавшего интеллигенцию к отрезвлению, отходу от стадной морали, утопизма, оголтелого революционерства в пользу работы духовного осмысления и конструктивной социальной позиции. В этот же период он разрабатывает идеи социалистического христианства, в широком спектре, включающем анализ христианского отношения к экономике и политике (с апологией социализма, постепенно шедшей на убыль), критику марксизма, но равно и буржазно-капиталистической идеологии, проекты „партии христианской политики“, отклики на злобу дня (с позиций христианского либерально-консервативного центризма) и прочее. Особое русло составляет тема России, разрешаемая, вслед за Достоевским и Соловьёвым, на путях христианской историософии. Мысль Булгакова тесно слита с судьбой страны, и, вслед за трагическими перипетиями этой судьбы, его взгляды сильно меняются. Начало первой мировой войны отмечено славянофильскими статьями, полными веры во всемирное призвание и великое будущее державы. Но уже вскоре, в диалогах „На пиру богов“ и других текстах революционного периода, судьба России рисуется в ключе апокалиптики и тревожной непредсказуемости, с отказом от всяких рецептов и прогнозов: краткое время Булгаков считал, что католичество лучше православия сумело бы помешать процессам раскола и разложения, подготовившим катастрофу нации (диалоги „У стен Херсониса“, 1922, опубл.: „Символ“, 1991, № 25). В поздний период в его публицистике остаются по преимуществу лишь церковные и религиозно-культурные темы.

Учение отца Сергия прошло в своём развитии два этапа, философский (до изгнания с родины) и богословский, которые, разнясь по форме и отчасти по источникам, влияниям, вместе с тем прочно связаны единством ведущих интуиций и центральных понятий. На всём своём пути это есть учение о Софии и Богочеловечестве, христианское учение о мире и его истории как воссоединении с Богом. Важнейший движущий мотив учения оправдание мира, утверждение ценности и осмысленности его бытия. При этом, полемизируя с традицией немецкого идеализма, Булгаков отказывается рассматривать разум и мышление в качестве высшего начала, наделённого исключительной прерогативой связи с Богом: предмет утверждения мир во всей его материально-телесной полноте. Оправдание мира предполагает т.о. оправдание материи, и тип своего философского мировоззрения Булгакова иногда определял взятым у Владимира Соловьёва сочетанием „религиозный материализм“. В парадигмах христианской мысли задача философии требует выполнения двух последовательных заданий: необходимо раскрыть связь мира и Бога, а затем, всюду руководясь этой связью, развить собственно учение о мире, трактовку материи, телесности и других начал здешнего бытия. Таков логический порядок учения Булгакова; но исторически был обратным ему: мысль отца Сергия развивалась „снизу“, от экономической проблематики и философского учения о хозяйстве („Философия хозяйства“) к общему учению о материи и о мире, уже въявь опирающемуся на определённые постулаты о связи мира и Бога, но ещё не делающему сами эти постулаты предметом особого анализа („Свет Невечерний“), и, наконец, к развёрнутой богословской системе, дающей окончательное решение исходной задачи: укореняющей мир в Боге и вместе с тем прямо следующей христианскому откровению и догматике.

Поскольку мир в христианской онтологии тварное бытие, то учение о мире начинается у Булгакова с учения о творении. Суть тварности раскрывает вопрос: из чего создан мир? Ответ отца Сергия ортодоксально следует библейской традиции: творение мира творение из ничто, чистого небытия и несуществования. Булгаков прослеживает историю понятия Ничто и его применений в онтологии и, отвергая применения явно или скрыто пантеистические, выделяет определённую линию, от Платона до Шеллинга, на идеях которой строит свою концепцию. Тварное бытие трактуется им как особый род ничто, наделённый производящими потенциями, чреватый бытием, превращением в нечто. Это соответствует платоновскому и неоплатоническому понятию меона, или относительного небытия; чистое же ничто, всецелая противоположность бытию, передаётся понятием укона, радикального отрицания бытия. Т.о. возникает (уже выдвигавшаяся у позднего Шеллинга в „Изложении философского эмпиризма“) философема о творении мира как превращении или подъятии укона в меон творческим актом Бога.

Далее строится концепция материи, где Булгаков отчасти следует „Тимею“ Платона. Как бытие, погруженное в водоворот возникновения и уничтожения, переходов и превращений, тварное бытие есть „бывание“. Но за множественностью и многоликостью бывания необходимо предполагать единую подоснову, в лоне которой только и могут совершаться все возникновения и превращения. Эта универсальная подоснова („субстрат“) бывания, из которой непосредственно возникает все возникающее, все вещи мира, и есть материя. Булгаков принимает относящиеся к ней положения античной традиции. Материя „третий род“ бытия, наряду с вещами чувственного мира и их идеальными первообразами, идеями. Она есть неоформленная, неопределённая „первоматерия“, materia prima потенциально сущее, способность выявления в чувственном. В своём онтологическом существе она, как и тварное бытие вообще, есть меон, „бытие небытие“. Но эти положения дополняются другими, связанными, в первую очередь, с рождающей ролью материи. По Булгакову, она выступает как „Великая МатерьЗемля“ древних языческих культов Греции и Востока, а также „земля“ первых стихов Книги Бытия. „Земля“ и „мать“ ключевые определения материи у Булгакова, выражающие её зачинающую и родящую силу, её плодотворность и плодоносность. Земля „насыщена безграничными возможностями“; она есть „всематерия, ибо в ней потенциально заключено все“ (Свет Невечерний. М» 1917, с. 240—241). Хотя и после Бога, по Его воле, но материя есть также творческое начало. Вслед за Григорием Нисским Булгаков рассматривает бытие мира как процесс прямо продолжающий источный творческий акт Бога непрестанно длящееся творение, совершаемое при непременном активном участии самой материи. Здесь концепция Булгакова оказывается на почве патристики, расходясь с платонизмом и неоплатонизмом; окончательный же свой смысл она получает в контексте христологии и мериологии. Земля-мать не просто рождает, изводит из своих недр все сущее. На вершине своего рождающего и творческого усилия, в его предельном напряжении и предельной чистоте, она потенциально является «Богоземлей» и Богоматерью. Из недр её происходит Мария и земля становится готовою приять Логоса и родить Богочеловека. Земля становится Богородицей и только в этом истинный апофеоз материи, взлёт и увенчание се творческого усилия. Здесь ключ ко всему «религиозному материализму» Булгакова.

Дальнейшее развитие учения о мире требует уже большей конкретизации связи мира и Бога, что доставляют концепции Софии и софийности. В своей зрелой форме они представлены в богословской системе Булгакова, на пути к которой лежал ещё один промежуточный этап: критика философии («Трагедия философии»). К его появлению привело (явное и для самого Булгакова, и для его критиков) расхождение между церковно-православными корнями его метафизики и тем философским языком, методом, который эта метафизика использовала и который принадлежал львиной долей классическому немецкому идеализму. В «Трагедии философии» предлагается новая интерпретация систем европейской философии. В её основе утверждаемое Булгаковым соответствие между онтологической структурой и структурой высказывания, языка (ход мысли, предвосхищающий многие позднейшие лингвофилоские построения на Западе).

Булгаков исследует его и в другие книги того же периода, «Философии имени», посвящённой апологии имяславия и родственной аналогичным апологиям Флоренского и Лосева. Из соответствия выводится классификация филоская систем, позволяющая увидеть в их главных видах различные монистические искажения догмата троичности, который исключает монизм и требует полного равноправия, единосущия трёх начал, соединённых в элементарном высказывании («Я есмь нечто») и понятых как начала онтол. В итоге история философии предстаёт как история особого рода тринитарных ересей. Булгаков делает вывод, что адекватное выражение христианской истины принципиально недоступно для философии и достижимо лишь в форме догматического богословия.

Началом богословского этапа Булгакова служат обширные штудии церковного учения о Святой Троице, Божественной Ипостаси и Премудрости Божией (статья «Ипостась и ипостасность», 1925: «Главы о троичности», 1928, 1930; кн. «Купина неопалимая», 1927). На этой основе, на смену ранним дореволюцонным вариантам, отец Сергий выдвигает в «Агнце Божием» (Париж, 1933) своё окончательное учение о Софии, завершаемое затем в «Утешителе» (1936) и «Невесте Агнца» (1945). Как во всех опытах софиологии (ср. Соловьёв, Флоренский), София Премудрость Божия начало, посредствующее меж Богом и миром, «мир в Боге», предвечно сущее в Боге собрание идеальных первообразов всего сущего, аналог платоновского мира идей. Однако все софиологические учения имеют спорный и сомнительный статус, ибо все попытки введения Софии в христианское учение о Боге до сих пор вызывали сильные догматические возражения. В учении Булгакова София сближается с Усией, Сущностью Триединого Бога: «Божественная София есть … природа Божия, усия, понимаемая … как раскрывающееся содержание, как Всеединство» (Агнец Божий, с. 125). Данное решение, как и многие его следствия, также вызвало возражения и полемику; в 1935 г. учение Булгакова было осуждено в указах Московской Патриархии, а также зарубежного Архиерейского Собора в Карловицах. В. Н. Лосский. критически анализируя учение, находит, что суть его «поглощение личности софийно-природным процессом, уничтожающим свободу, замена Промысла, предполагающего нравственно-волевое отношение личностей, природно-софийным детерминизмом» (Спор о Софии. Париж, 1936, с. 82). Отец Сергий отвечал оппонентам, и «спор о Софии» не получил окончательного решения по сей день, хотя надо отметить, что учение Булгакова не привлекло на свою сторону практически никого из богословов.

Вместе с тем, помимо своего софианского ядра, система Булгакова содержит немало плодотворных идей и разработок. В согласии с концепцией Богочеловечества она развивает учение о мировом процессе, который во всей целокупности, от акта творения, через пребывание в падшести и до финального Преображения, представляется как «Богочеловеческий процесс», воссоединение твари с Богом. В этих рамках возникает целый ряд частных учений о различных сторонах жизни мира. Раньше и полнее всего у Булгакова развито учение о хозяйстве, в сферу которого включается и экономическая, и научно-техническая деятельность человека. Отражая двойственную природу падшего бытия, хозяйство совмещает в себе свободной творческий «труд познавания и действия», в котором раскрывается софийность мира, и «рабство ничто», служение рождённой падением природной необходимости. Важное место в Богочеловеческом процессе принадлежит искусству. Булгаков трактует его как способность увидеть и показать софийность мира, ибо одно из главных имён Софии Красота. Но как все в падшем бытии, искусство несёт и печать ущербности: оно стремится и не может стать теургией, действенным преображением мира. Аналогично анализируются феномены пола, творчества, власти и другие: Булгаков усматривает всюду как софийное, благое начало, так и печать падшести, небытия. В последние годы сюда присоединяется анализ «последних вещей», смерти (Софиология смерти // Вестн. РСХД. 1978, № 127; 1979, № 128) и конца мира (эсхатология «Невесты Агнца»).

Рассматривая мир под знаком динамики, процесса, учение Булгакова о мире представляется в целом как теология истории, где в центре находится София как Церковь, поскольку «Церковь действует в истории как творящая сила» (Невеста Агнца, с. 362), и Богочел. процесс может быть понят как становление всего мироздания Церковью. В общем же своём типе и облике, в ряде ведущих мотивов и идей его система напоминает большие теологические системы современного западного христианства, сближаясь с учениями Тейяра де Шардена и, несколько меньше, Тиллиха.

Источник первоначальной версии статьи: С. Хоружий (Русская философия. Малый энциклопедический словарь, М., 1995.)

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

[править] Сочинения

[править] Ссылки